При большевиках же формалистов сначала терпели, а потом заткнули им рот. И вернули в качестве "науки" - бессмысленную эрудицию: знание большого набора фактов из которых не сделать никаких практических выводов.
2) А формалисты, например, показали, каким же образом Лев Толстой сделал русскую литературу литературой мирового уровня. В частности он развил приём остран(н)ения - показ событий чужими глазами через странности описания.
Мне где-то попадалась инфа, как переводить художественные тексты. Автор - литератор/переводчик, который живёт и работает в США на тамошнем литрынке. Так он выделил в отдельную главу прояснение вопроса, с какой т.зрения подаётся литературный текст. Ибо это не просто важно для корректной передачи ХУДОЖЕСТВЕННЫХ приёмов, но критически важно, чтоб худло вообще стали читать.
Взгляд Бога - когда автор рассказывает события аки Господь Бог, Всеведущий и Всезнающий, заглядывающий людям в мозги и описывающий их мысли и чувства - он прост, но и эмоционально отстранён от читателя. А когда читателю даются лишь глаза, уши, мысли и чувства героя, а всё остальное приходится догадывать вместе с героем - тут уже включается сопереживание и читателя затягивает.
Так вот автор того текста обращал внимание на том, что писатели из совка/постсовка не понимают этого, что в англоязычной литературе давно уже банальность, незнание которой сразу лишает автора возможности конкурировать.
3) Общий мой вывод. В совке/постсовке уничтожили (частично) и науку о литературе, и конкуренцию в литературе. И до сих пор и наука не восстановлена, и монополизм не разрушен. Наоборот, монополию в последнее время только усиливают - и издательства консолидируются под монополистом Эксмо, и литпремии захвачены многонациональной мафией, засевшей на денежные потоки. В таких условиях никакого внятного развития художественной литературы нет и не будет: мафиозным монополистам не нужно развиваться - у них и так всё есть, а конкуренты сохнут и дохнут без денег. В совке же ещё проще было - умеешь лизать зад коммунистам и выполнять их заказы - будешь "советской литературой", не умеешь, не желаешь или не успел прорваться к кормушке - соси известно что.
Так соввласть уничтожила русскую литературу мирового уровня и низвела её на уровень региональный. Постсовки продолжают эту советскую традицию, делая русскую литературу колониальным вторым сортом. Аналогично и с кино, живописью и прочими художествами и искусствами.
===
https://krylov.cc/prnt.php?id=18768
16.01.2018 02:47 UTC
ВОПРОС: "Что? Где? Когда?": а) одна из немногих самобытных и приличных передач, заподившихся на гнилом совдеповском ТВ? б) туфта для глупеньких русских, которых заставляют смотреть на "вумных г'евреев?" в) ваш вариант?
КРЫЛОВ:
Мысленный эксперимент. Представьте себе такую же передачу, только участники - мусульмане, а вопросы задают по Корану, по шариату и так далее. Пойдёт? ДА ЗАМЕЧАТЕЛЬНО ПОЙДЁТ. Потому что тип ума, который развивают в ЧГК - это ум восточного начётчика, который "коран наизусть знает со всеми тафсирами". И это выставляется в качестве ОБРАЗЦА.
Я, кстати, не понимаю, почему до сих пор шариатский ЧКГ не сделали. Должны уже.
===
https://www.youtube.com/watch?v=vnleBEq3uWM&t=1m35s
Русский формализм — Ян Левченко
ПостНаука, 14 дек. 2015 г.
Источник — http://postnauka.ru/video/55632
Культуролог Ян Левченко о тренде разрушения высказывания, приеме «отстранения» у Толстого и причинах популярности русского формализма на Западе
Немного цитат, полностью по ссылке:
https://postnauka.ru/video/55632
Русский формализм
Культуролог Ян Левченко о тренде разрушения высказывания, приеме «остранения» у Толстого и причинах популярности русского формализма на Западе
29 November 2015
Ян Левченко
PhD in Philosophy, профессор Школы культурологии НИУ ВШЭ
Когда говорят «русский формализм», как правило, профессиональные филологические сообщества ассоциируют это с определенной теоретической школой. ... русские формалисты — это научная школа, появившаяся в 1910-е годы. Они пережили революцию и во многом испытали восторг от того, что они ее переживают и сами делают революцию в науке. Они противопоставляли себя русской гуманитарной академической науке, которая вся строилась на импрессионизме, на «вкусовщине», на том, что есть великие произведения, есть «генералы» от литературы, мы их изучаем, мы занимаемся скрупулезным изучением фактов их жизни неизвестно зачем.
Русским формалистам хорошо бы подошел эпиграф из «Словаря Сатаны» Амброза Бирса (это был прекрасный американский писатель эпохи Гражданской войны в США). В его «Словаре Сатаны» есть замечательная позиция на букву «Э» — «эрудиция»: «Эрудиция — это пыль, вытряхнутая из книги в пустой череп». Они были против такой эрудиции, хотя сами были достаточно начитанные, эрудированные люди.
...
Формалисты придумали одну идею, которая с тех пор является идеей, конвертирующей русскую науку на Запад. Это одна из немногих теоретических школ, которая вообще конвертируется и ценится на Западе. Идея эта заключается в том, что нужно знать, как сделано произведение — не только литературное, но вообще любое произведение человеческой гуманитарной деятельности, будь то кинематограф, музыка, литература, все что угодно. Важно понимать его структуру, важно понимать, из чего оно сделано, важно понимать не то, какие чувства определяют это произведение, не то, из каких эмоций оно состоит, а какими словами оно написано и как называются те приемы, которыми оно оперирует.
В послевоенной Европе русские формалисты оказались очень востребованными... Автор проекта «Структурная антропология» Клод Леви-Стросс, французский ученый и философ, был одним из тех, кто поднял на щит концепцию Владимира Проппа, книжку «Морфология сказки». Она была переведена в 1958 году во Франции.
...
У нас как-то все это оказывается немного в стороне, у нас традиционно принято изучать историю литературы, заниматься архивами: это как-то надежней. Надежней, когда ты «оседлал» своего автора и никого туда не пускаешь, в свой маленький архивный ящичек, все об авторе знаешь и рассказываешь неизвестно зачем подробности его биографии.
Мне кажется, что с тех пор, как формалисты попытались и очень успешно взорвали этот академический контекст в начале XX века, мало что изменилось в истории русской литературы, и поэтому их идеи в основном востребованы вовне, за пределами их теоретического поля. Французы очень активно переводили формалистов, потом это стали делать американцы, во многом находившиеся под влиянием французской теории в середине XX века (сейчас это уже не так). Но формалисты — это своеобразный бренд. Набор их идей: произведение как сумма приемов, как сделан текст, какова его структурная иерархия, потому что произведение делится по уровням (уровень звуков, уровень слов, уровень предложений, сверхфразовых единств и так далее). То есть они многое заимствуют из лингвистики и опираются на лингвистические достижения. Все это ложится в основу того, что уже давно на Западе принято называть академической историей литературы.
...
...формалисты ... замахнулись даже на то, чтобы объяснить, что значит «Война и мир» Льва Толстого, и им это удалось.
В частности, Борис Михайлович Эйхенбаум, когда ему запретили писать теоретические тексты (коротко говоря, это произошло в начале 1930-х, когда формализм — и не только формализм — упразднили как школу), ушел в историко-архивную работу и скрупулезно восстанавливал метод Толстого. И он показал, из каких источников растет «Война и мир», за счет чего Толстой стал новатором, почему Толстой в конечном счете является великим писателем, благодаря которому русская литература стала мировой. Одна из важнейших формалистских идей — идея «остранения» (это термин Шкловского, который написал его неправильно, с одной «Н» — по русскому словообразованию нужно было написать с двумя «Н», — потому что он имел в виду, что ключевая задача литературы — это делать вещи странными, незнакомыми, непонятными).
Остранение — это то, что делает литературу литературой. Собственно говоря, мастером остранения был Толстой. Толстой показывает оперу глазами маленькой девочки — она не понимает, что происходит, и рассказывает о том, как люди выбегают на дощатый пол, топчут ногами, кричат и убегают обратно. Так она рассказывает об оперном спектакле. Реальность, показанная глазами лошади, в рассказе «Холстомер». Лошадь видит совсем не то, что видит человек. Это не значит, что Толстому доподлинно известно, что видит лошадь. Он просто знает, как показать человеку мир так, чтобы он понял: это не мой мир, это чей-то другой мир, возможно, это мир животного. Ему удается это сделать достоверно. Изменение оптики — это задача, которую выполняет литературное произведение. И значение этой идеи формалистов трудно переоценить. Произведение меняет оптику, заставляет перенастроить взгляд на реальность. Мы отрываем глаза от текста и видим вокруг нас немного другой мир. Мы можем этого не заметить, мы можем этого испугаться и решить, что та, предыдущая точка зрения, с которой нас сбил литературный текст, на самом деле настоящая. И после того как мы этот литературный текст прочитали, с нами что-то случилось, и мы этого испугались.
...